Главная » 2012 » Декабрь » 3 » Природа восприимчивости к мифу
|
15:46 Природа восприимчивости к мифу | |
|
|
|
|
Как вообще могут совмещаться природные паттерны и глубинные движения и устремления души, если не во вневременной динамике мифа? Что связывает с духовностью нас, жителей Запада, купающихся в материальном изобилии, и что соединяет нас с трансцендентным? Симптомы отделения от корней, полного разрыва с родовыми имаго, которые связывали наших предков с космосом, божеством, родом и самостью, в последние четыре века становились все более и более очевидными. Научный метод, который отделяет субъекта от объекта и опирается на контроль, повторяемость и предсказуемость, а также претензии монархов и парламентов на определение судеб всего мира заставляют современного человека плыть по течению, не имея никакого сакрального предания, которое могло бы провести его сквозь дебри обманчивых мирских суррогатов. Такие главные изменения в человеческой восприимчивости, с одной стороны, принесли человеку пользу, а с другой - стали его проклятием. Развитие наук способствовало уменьшению смертности и увеличению продолжительности жизни и дало нам огромные преимущества в налаживании средств связи и транспорта, производительности труда и расширило возможности общения. Разрушение «божественного права» привело к развитию демократии и переложило бремя ответственности с монарха на гражданина, и тогда человек ощутил свое достоинство и свою значимость. Вместе с тем, как в 1936 году заметил Юнг, «в конечном счете большинство наших трудностей вытекает из утраты нами контакта с нашими инстинктами, с той незабываемой древней мудростью, которая сохранилась в нас». Фактически, инстинктивная мудрость может быть потеряна для сознательного мышления, но в неимоверных глубинах бессознательного воплощаемая природой мудрость никогда не забывалась, и, если не давать ей возможности внешнего выражения, она будет проявляться в патологии. Эта история из истории хорошо известна, поэтому ее не стоит здесь повторять. Но проблема доступа к невидимому миру всегда оставалась главной. Чтобы в наше время найти новый взгляд, научиться видеть под другим углом, как говорит Барфилд, требуется психологическая установка, желание заглянуть вглубь, чтобы заметить на этой глубине действующие силы и то, как они интери-оризируются каждым из нас. Во многом современная психология вряд ли заслуживает своего названия, ибо она не является способом отражения «души» (слово, производное от греческого psyche), что вытекает из этимологии. Большинство течений современной психологии подразделяют личность человека на поведенческую, когнитивную сферу и неврологию, которые соответственно корректируются и лечатся путем научения, упражнения и применения средств фармакологии. Хотя в некоторых случаях такое разделение личности приносит пользу, от решения более общего вопроса поиска смысла психологи часто отказываются, не имея достаточно профессионализма или отвечая массовому спросу. Так что же происходит, если не прислушиваться к душе? Почему нам нужно чего-то быстрее достичь или что-то лучше узнать, если мы не имеем никакого представления о том, кто мы такие и каким ценностям отвечают эти блоки информации? Если мы не спрашиваем, что хотят боги, - то есть в чем заключаются скрытые намерения этих древних автономных сущностей души, - значит, мы живем не только поверхностной жизнью, но и обманываем сами себя. Это умозаключение вряд ли покажется новым, однако оно потребует от нас укрепления силы духа, иначе «окультуривание» современности неминуемо приведет нас к душевному разладу. Как отмечается в древнекитайском тексте «Искусство разума», Человек хочет знать именно то... Но его средства познания представляют собой это... Как он может познать то? Только совершенствуя это. То - это внешний мир, который мы хотим познать, но мы его можем познать только посредством этого, нашего внутреннего, очень индивидуального способа познания. Если мы не знаем это, то находимся во власти того, что предназначает нам мир. Истинная эволюция нашего мира заключается не столько в учении Дарвина, несмотря на его великую полезную метафору, сколько в учении Юнга, сделавшего для современных людей доступной вневременную область психики. Эволюция мира определяется эволюцией сознания, эволюцией познания отношений между человеком и автономным миром, между человеческой восприимчивостью и божественной автономией. Тем не менее сегодня мы ежедневно сталкиваемся с присущими модернизму признаками душевного недомогания - мы об этом читаем в газетах, находим в своих зависимостях и фобиях, а также видим в тревожных снах. Это не наивная ностальгия по прошедшим как будто более легким временам, которую мы интуитивно ощущаем в превратностях современной жизни. Скорее речь идет о том, что пишет Юнг: Человек ощущает себя изолированным в космосе, поскольку утеряна его связь с природой... с явлениями природы... постепенно утратившими свою символическую сопричастность. Гром - уже не голос гневающегося бога, а молния - не орудие его возмездия. В реках нет водяных, в деревьях не присутствует жизненное начало... змеи не являются воплощением мудрости, а горные пещеры не служат прибежищем великого демона. Камни, растения и животные более не говорят с человеком, да и он сам не говорит с ними, как раньше, в надежде, что его услышат. Нет больше связи с природой, нет и той глубоко эмоциональной энергии, порождавшейся этим символическим единением.16 Восприимчивость к мифу восстановить невозможно - мы слишком давно ее утратили. Мы слишком развили свое сознание, иначе говоря, мы слишком отделили себя от инстинктивной жизни. Последнее предложение Юнга в этом отрывке является ключевым. Космос - это энергетическая система, частью которой мы являемся. Если мы уже не являемся частью живой мировой системы, то нас больше не наполняют и нами не движут эти соединяющие энергии. Опять же, это не означает, что надо вернуться к первоначальным связям с внешним миром, но мы должны уметь согласовывать свою сознательную жизнь с глубинными намерениями психики, если только сможем воссоединиться со своими глубоко погребенными мифологическими откликами. Поскольку психика - это место встречи души с внешним миром и также с человечеством, то такое восстановление согласия хотя и не убережет нас ни от страданий, ни от смерти, но поможет создать более глубокое ощущение гармонии с богами. В конечном счете, именно в этом заключается основное содержание работы со сновидениями. Мы не знаем, откуда берутся сны17, зато мы знаем, что если мы будем следовать их мифологическим образам, то нам откроется возможность согласовать сознательный выбор с намерениями души. Когда мы придем к этому согласию, оно даст нам ощущение гармонии и смысла. Альтернатива - это подчинение отщепленным комплексам или внешним нормам, которое в результате приводит к неврозу. Таким образом, выявление человеком своей индивидуальной мифологии посредством отслеживания своих снов - это работа, связанная с мифо-поэтической настройкой. В таком случае, по крайней мере на какое-то время, восстанавливаются древние связи, о которых говорил Юнг, и человек живет жизнью, в которой выражается воля божества. В автобиографии Юнга есть очень интересное место, в котором он описывает свою глубинную связь с природными энергиями во время поездки в Кению и которое заставляет снова и снова проникнуться величием и торжественностью картины: С невысокого холма нам открывался величественный вид на саванну, протянувшуюся до самого горизонта; все покрывали бесчисленные стада животных - зебр, антилоп, газелей и т.д. Жуя траву и медленно покачивая головами, они беззвучно текли вперед, как спокойные реки; это мерное течение лишь иногда прерывалось однотонным криком какой-нибудь хищной птицы. Здесь царил покой извечного начала, это был такой мир, каким он был всегда, до бытия, до человека, до кого-нибудь, кто мог сказать, что этот мир -«этот мир». Потеряв из виду своих попутчиков, я оказался в пол¬ном одиночестве и чувствовал себя первым человеком, который узнал этот мир и знанием своим сотворил его для себя.18 Медленная размеренная поступь пасущихся копытных, пе-чальные крики стервятников, поджидающих падаль, состояние извечного покоя - это состояние пребывания вне времени; имен¬но так живут наши души, независимо от присутствия Эго. Поскольку Юнг был совсем не глуп, его замечание о том, что он ощущает себя у истоков сотворения мира, как бы участву¬ет в его создании, по существу является признанием глубины со¬участия, к которому призвано все человечество. Привнося осо¬знание данного момента и отказываясь от обычных навязчивых притязаний Эго, Юнг свидетельствует о своей мистической со¬причастности, participation mystique, с божествами. Эта глубина реальности открывается нам все время, однако она редко откры¬вается сознанию. Никто из нас не может избежать повседневно¬го нашествия напастей и бед, оказавшись в такой саванне души, переживания которой испытал в Кении Юнг, но тем не менее мы несем в себе эту вневременную размерность души. История рас¬порядилась так, что религия и родовая мифология порождали нуминозные образы, которые могли нас соединять с такими мгно¬вениями вечности. Замечание Юнга вовсе не является примером антропоморфи-ческого высокомерия; скорее этим он выражает смиряющую ответ-ственность, сакральный зов. Юнг далее пишет: Человек есть тот, кто завершает творение... он тот же создатель... только он один вносит объективный смысл в существование этого мира; без него все это, неуслышанное и неувиденное, молча погло¬щающее пищу, рождающее детенышей и умирающее, бессмыслен¬ной тенью сотни миллионов лет пребывало в глубокой тьме небы¬тия, двигаясь к своему неведомому концу. Только человеческое со- знание придает всему этому смысл и значение, и в этом великом акте творения человек обрел свое неотъемлемое место.Наша жизнь - это приглашение к сознательной рефлексии, это вызов выдержать, оказавшись свидетелем масштабной симво¬лической драмы, которая разыгрывается и в истории, и в каждом отдельном человеке. Хотя более глубинные намерения таких ука¬заний могут приводить Эго в недоумение и даже испугать, подчи¬нение таким великим энергиям, которые мы называем богами, призывает нас более почтительно относиться к ним по сравнению с тем, как мы привыкли это делать раньше. Исторически сложилось так, что во всех мировых религиях в разной степени сохранялась восприимчивость к мифу, а также соучастие людей для более масштабного бытия. Для одних лю¬дей такое соучастие становится возможным через религиозные традиции и участие в жизни общины; для других центр тяжести перемещается с санкционированных «его преподобий» и «их вы-сокопреосвященств» на уникальность индивидуального стран¬ствия. Создание поддержки индивидуального странствия в более масштабной жизни - это главная задача глубинной терапии. Как нам известно, в основном рамки современной терапевтической практики ограничиваются ослаблением симптомов, обновлением поведения и когнитивных установок и фармакологическими ин¬тервенциями. При всей пользе, которую иногда приносят эти ме¬тоды, сами по себе они являются поверхностными, если считать, что самая глубокая потребность каждого из нас состоит в поиске смысла, в открытии для себя новых духовных точек отсчета и в повышении собственной роли в сотворении своей жизни. Анали¬тическую психологию критиковали за ее сомнительную «глубоко религиозную» направленность. На это я бы ответил, что именно углубление духовности, в широком смысле этого слова, является самой насущной потребностью большинства из тех, кто оказыва¬ется на пороге кабинетов юнгианских аналитиков. За всеми нашими патологиями, всей нашей симптоматикой, которая может выражаться в депрессии, зависимостях, проблемах в межличностных отношениях, печали, тревоге или потере ориен¬тации в жизни, - совершенно по-разному проявляется скрытая религиозная проблема. Более того, Юнга оговаривали, обвиняя его - подумать только! - в мистицизме и гностицизме. Каждое из этих понятий относится к человеку, испытавшему индивидуаль¬ное нуминозное переживание, и вряд ли - к преступнику. Мы зна¬ем, что человек по-разному отправляет традиционные культы, лишь бы избежать религиозного переживания, он даже может ис¬пользовать терапию как бессознательную стратегию, оберегаю¬щую его от зла и сдерживающую устремления души. Нам извест¬но, что научная практика во многом представляет собой обсужде¬ние жизни в такой форме, которая позволяет избегать ее прожи¬вания. Но, конечно же, такое избегание, то есть пребывание в под¬вешенном состоянии до тех пор, пока не умрем, опрощает душу. Несомненно, жизнь заключается в том, чтобы подойти к нуминоз-ному переживанию. Последний новогодний доклад, посвященный космологичес¬ким перспективам, предсказывает, что если Вселенная будет про¬должать ускоряться прежними темпами, под действием неких «темных сил», как их называют астрофизики, то ...вместо того чтобы спокойно уплывать в ночь, дальние галактики будут по существу разлетаться с такой скоростью, что между ними не будет возможна никакая связь. По существу, получится так, слов¬но мы будем жить в центре черной дыры, которая становится все более пустой и более холодной.20 В XVII веке Блез Паскаль заметил, что его пугает молча¬ние этих бесконечных пространств. Что ж остается думать нам, прочитавшим статью астрофизика Лоренса М. Кросса с его выво¬дами о бесконечном расширении космических пространств: «Все наше знание, цивилизация и культура обречены на забвение. И это ждет нас в не столь отдаленном будущем»21. Такова реальность, и огромный метафизический лабиринт, по которому сознательно или интуитивно блуждают наши соплеменники, скрывается под каждым их визитом к терапевту, неотступно присутствует в каж¬дом культовом учреждении и выражается в жестикуляции и в лю¬бой повседневной и хорошо известной нам патологии. |
|
|
|
|
|
| |