Смертельная опасность Другого на модели нарциссизма Снегурочки

Улыбина Е. В. 

На психологическом уровне Другой появляется довольно поздно и его 

появление сопровождается сложными кризисными явлениями.  

Промежуточным образованием, защищающим слабое Я ребенка, является  

нарциссизм. Проблема нарциссизма считается одной из наиболее значимых для 

современной культуры. Существуют многочисленные анализы и  

интерпретации сущности и происхождения нарциссизма. Представляется, что в  

отечественной культуре сходные феномены сформировались в принципиально 

иной ситуации. Сказка о Снегурочке соответствует видению мира,  

свойственному нарциссической структуре личности, сложившейся в такой ситуации. 

Сказки не бывают случайными. В глубине каждой лежит прочная  

мифологическая реальность, делающая близкими и понятными для многих  

поколений детей и взрослых самые фантастические повороты сюжетов и самые 

необычные детали. Известно, что мифологические и сказочные образы 

представляют собой удобные модели, раскрывающие структуру внутрилич- 

ностных проблем. Но есть сказки, созданные свободной фантазией  

писателей, сказки, у которых нет явных мифологических корней. Когда (если) они 

приживаются, то можно предположить, что в этом случае либо имеется  

совпадение с уже существующими глубинными архетипами, либо затронуты те 

стороны психики, которые выходят за пределы мифологической картины 

мира, мифологического уровня. К таким странным новым и популярным 

сказочным сюжетам относится пьеса о Снегурочке, сочиненная А. Н.  

Островским. 

Образ Снегурочки имеет два момента «социального», светского  

рождения, и сама снежная девушка существует в двух ипостасях. Первый раз этот 

персонаж возник на сцене театра волей А. Н. Островского. Второй раз  

Снегурочка появилась в отечественной культуре как новогодний персонаж  

после Великой Отечественной войны и прочно вошла в праздничный быт. 

Новогодний праздник с детства связан для нас с привычным набором — 

елкой, мандаринами, Дедом Морозом и Снегурочкой. Однако про эту  

Снегурочку вообще не все понятно — кем приходится Деду Морозу, кто  

родители, так как образ взят из пьесы А. Н. Островского, но семейная история  

изменена и запутана. При этом совершенно непонятно другое — почему  

вообще Снегурочка занимает место на этом празднике и почему мы так легко к 

ней привыкли. 

Представляется, что в данном случае психологический смысл данного 

образа строится на пересечении социальных и внутриличностных  

обстоятельств. Социальная ситуация дает модель для активизации имеющихся 

психологических образований. В кризисные ситуации социум создает  

модели, позволяющие индивиду строить защиты, адекватные актуальной  

социально-психологической проблематике. 

То ли сказка, то ли не сказка: Снегурочка — не миф 

Ближайший источник — одноименная пьеса — сказка А. Н. Островского 

имеет очень сложное строение. Текст с аналогичным сюжетом не  

встречается ни в сборниках Афанасьева, ни в других известных собраниях народных 

сказок. Возможно, существовал какой-то исходный вариант сказки, но он 

мало известен. Однако Островский не на пустом месте фантазировал. Его 

пьеса — это свободный перевод календарных обрядов древних славян на 

язык драматургического произведения. Вот тут-то и возникают проблемы. 

Сам феномен такого перевода достаточно интересен, так как предполагает 

переход к языку совершенно иной организации. Ритуальное обрядовое  

действие строится по законам мифологического сознания, что делает  

невозможным точное переложение на иной, не мифологический уровень  

описания. «Мифологическое сознание принципиально непереводимо в план  

иного описания, в себе замкнуто — и, значит, постижимо только изнутри, а не 

извне», — отмечают Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский [5. Т. 1. С. 67].  

Результатом такого перевода явился текст, в пространстве которого содержатся не 

совпадающие сообщения, звучащие одновременно на разных языках.  

Содержание этих сообщения в одних случаях дополняют, а в других —  

противоречат друг другу. 

В пьесе можно выделить как минимум три сюжета, разворачивающихся 

в разных реальностях. Первичным является сюжет календарного обряда, в 

котором действуют природные силы, элементы макрокосмоса. Перевод  

осуществляется на язык драмы, в которой действуют люди, вступающие в  

отношения любви, ревности, соперничества. Пересечение пространства 

сверхличностного календарного обряда, повествующего о едином и вечном 

ритме природы с пространством драмы, расположенной в области  

межличностных отношений, происходит в третьем, внутриличностном  

пространстве, в котором осуществляется развитие человека и переход в следующую 

возрастную группу. 

Время в этих пространствах течет по-разному. Время календарного  

обряда — это мифологическое время, оно замкнуто, циклически  

организовано, в нем происходит постоянное повторение одних и тех же событий,  

«прошлое циклически оживает в настоящем — или, что точнее, настоящее,  

стремясь к будущему, периодически возвращается к прошлому... Прошлое, 

настоящее и будущее предстают тогда как реализации некоторых исходных 

форм — иначе говоря, повторяются в виде формы, в которую облекаются 

индивидуальные судьбы и образы» [10. Т. 1. С. 28]. Понятия «начала» и 

«конца» в таком времени не имеют смысла. Смерть героя выступает лишь 

как один из этапов, за которым следует новое рождение, жизнь и снова 

смерть, и так постоянно. В ритуале инициации посвящаемый переживает 

символическую смерть, обозначающую разрыв с предыдущим состоянием и 

новое рождение. В фольклоре, в народных сказках при естественной  

трансформации мифологических сюжетов, герой либо временно умирает,  

воскрешаемый живой водой, либо засыпает, проваливается в колодец, ныряет 

в котел с кипящей водой и, в любом случае, проходит это испытание с  

выгодой для себя, став красивее, сильнее, богаче. 

У Островского мифологический сюжет пересказывается почти  

буквально, что, в свою очередь, вносит изменения на смысловом уровне. Время 

пьесы — историческое время, оно линейно, безгранично, и происходящие 

события имеют единичный, уникальный характер, начало и конец  

абсолютны, смерть является прекращением существования героя. В пьесе события, 

относящиеся к мифологическому времени, представлены как  

принадлежащие историческому, в результате чего символическая смерть, входящая 

в ритуал инициации, становится реальной смертью, за которой  

возрождения и обновления не предполагается. 

В результате такого несовпадения возникают противоречия во внутри- 

личностном пространстве. На уровне сознания время линейно, на уровне 

бессознательного — циклично. Так что происходящее может по-разному 

восприниматься сознанием и бессознательным. 

Время, охватывающее события пьесы совмещает и мифологические, и 

реальные элементы. Действие разворачивается в четко указанных  

временных рамках — между двумя сходными праздниками — Масленицей и Яри- 

линым днем. Оба праздника по традиции сопровождаются ритуальным 

уничтожением кукол-чучел. И оба ритуала представлены в пьесе, но с  

разной мерой условности, в разном времени и разном пространстве.  

Масленица появляется в своем натуральном виде — соломенного чучела, а  

воплощением второго можно считать Снегурочку, которая гибнет в Ярилин день, 

выполняя функцию жертвы, приносимой богу, чтобы смягчить его гнев. Об 

этом открыто говорится в самой пьесе: «Какая жертва готовится ему! При 

встрече солнца / вручим ее счастливому супругу» (цит. по [8. Т. 7]). 

Мифологический образ, заявленный в условной форме, в начальных 

сценах как бы оживает и приобретает все большую реальность и  

человечность. Природа героев пьесы носит такой же двойственный и  

неопределенный характер, и за сказочными персонажами угадываются и реальные  

человеческие черты, и мифологические образы. 

Мифология и психология героини 

Мифологический прообраз Снегурочки прорисовывается достаточно 

четко, исходя из ее места в ритуальном действии, — места праздничной 

жертвы. Обратившись к исследованиям Б. А. Рыбакова [9], можно узнать, 

что праздничный обряд, соответствующий Ярилину дню, совершался в  

разгар лета — на Троицу, на Ивана Купалу, на Петров день и другие близкие 

сроки. Уничтожаемая кукла называлась по разному — Морена, Купала,  

Кострома, Смерть — и была, по мнению Рыбакова, не воплощением  

конкретных богинь, а выражала представления древних славян об общей  

растительной силе, которая при похоронах куклы должна перейти на новый урожай. 

На празднике середины лета, как то отмечают исследователи, совершались 

сходные обряды, которые были известны под названием похорон  

Костромы, Лады, Ярилы. На этих праздниках хоронили уходящую весну. По  

многочисленным примерам, приведенным Афанасьевым (1988), видно, что  

хоронимая кукла могла обозначать совершенно противоположные силы — и 

силы жизни, любви, и силы остановки жизни, смерти. Постоянным  

оставалось сочетание похоронного обряда и акта уничтожения с «бесстыдными» 

игрищами. Идея смерти в этом празднике тесно переплеталась с идеей  

продолжения жизни, плотской любви, эротики. 

Снегурочка, героиня пьесы, замещающая уничтожаемую в обряде куклу, 

показана в виде юной красивой девушки, она участвует в жизни людей,  

вызывает любовь к себе и сама испытывает разные чувства. Тем не менее, ее 

место среди людей и ее характер соответствуют обрядовому аналогу,  

соединяющему в себе идею жизни и идею смерти. Снегурочка — результат  

брачного союза противоположных сил — Весны и Мороза, то есть начала жизни 

и остановки жизни. При жизни самой Снегурочки в ней и вокруг нее ярко 

выражен полюс смерти, холода. Пока она жива — останавливается жизнь 

вокруг, рушатся любовные союзы, появляется холод в сердцах. Но  

одновременно вокруг нее накапливается любовная энергия, которая, однако, не  

может проникнуть в душу самой Снегурочки. 

Характер дочери Мороза неоднозначен. С одной стороны — она  

типичная «инженю», юное невинное создание, красивое и безгрешное. Она по 

своей воле приходит к людям из сказочного леса, отказывается от богатств 

отца Мороза ради простой жизни. Она нравится окружающим. И при этом 

зловещие элементы прообраза Морены, Смерти в ней присутствуют. Она 

нечеловечески совершенна и знает это. Снегурочка изображена Островским 

как эгоистический ребенок с элементами демонстративного поведения. 

«...Тебе одна забота / Как глупому ребенку, любоваться / На свой наряд, да 

забегать вперед, / Поодаль встать, — в глазах людей вертеться, / И  

хвастаться обновками», — говорит о ней Купава. Ей хочется во всем быть первой, 

лучшей, вызывать зависть и восхищение. И если получить поцелуй Леля, то 

только на виду у всех. Снегурочка не любит ни своих приемных родителей, 

ни Леля, ни подруг. Она замкнута на себе и не понимает чувств других  

людей, отделяясь от них «ледяной стеной». 

В конце концов она получает способность любить, дарит любовь  

первому попавшемуся на глаза, Мизгирю и от этого погибает. 

Лель, невозможный ребенок 

В пьесе только одно печалит Снегурочку — не складывающиеся  

отношения с Лелем. Красивый пастух обладает просто магической властью над 

женскими сердцами. Однако Лель не выглядит носителем выраженного 

мужского начала, яркой маскулинности. Вероятно, не случайно при  

Островском эту роль на сцене играли женщины. 

При обращении к истории мифологии это противоречие становится  

понятным. Академик Рыбаков утверждает, что не было в мифологии древних 

славян такого мужского образа — Лель, а была фигура Лели, Ляли — дочери 

богини весеннего плодородия Лады [9. С. 207]. Леля, Ляля — это символ  

дитя, ребенка, и Лель в пьесе непроизвольно и естественно воспринимается 

именно как желанный ребенок, о появлении которого уместно просить  

богов на летнем празднике плодородия. Желание женщин, направленное на 

Леля — не столько эротическое, сколько желание продолжить род, родить. 

Рождение ребенка для архаического сознания — это высшее благо, а  

отсутствие потомства — страшная кара. Женские персонажи в пьесе как бы  

соревнуются, стремясь завоевать расположение Леля, получить ребенка. И  

выбор пастуха указывает на наиболее достойную, с точки зрения берендеев, — 

на умеющую горячо любить Купаву. Таким образом, Лель, заявленный 

в пьесе как герой-любовник, реально выполняет другую функцию,  

воплощая идею продолжения рода. Расположить к себе Леля — значит получить 

ребенка. 

На Леля направлены и желания Снегурочки. Именно ради него она  

покидает лес, по ходу пьесы наиболее эмоционально реагирует на отношения 

с ним, слова «Лелю / Не детская любовь нужна» заставляют ее сразу же  

бежать в лес и просить у мамы Весны дать ей способность любить, зная, что 

это может стоить ей жизни. При этом мы уже знаем, что, взрослой,  

сексуальной любви к красивому пастуху она не испытывает. Так может вести себя 

женщина, желающая родить ребенка, даже с риском для жизни.  

Происходящее далее противоречит здравому смыслу. Снегурочка получает  

способность любить, но не Леля, а Мизгиря, и смена объекта воспринимается как 

должное, не смущая ни ее, ни автора, ни зрителей. 

Парадокс финала, любовь и смерть 

Дальнейшие события пьесы следуют букве обряда, полностью  

противореча его смыслу. Возвращение Снегурочки в лес к матери представляет  

собой эквивалент обряда инициации. Для ребенка возвращение из леса было 

началом новой, взрослой жизни, к которой научившаяся любить  

Снегурочка казалось бы уже готова. Но пьеса строится по обряду календарного  

ритуала, предполагающего смерть, уничтожение куклы-чучела. В древних  

ритуалах инициации и календарных праздников проигрывалось очевидное для 

мифологического сознания и для нашего бессознательного единство смерти 

и новой жизни. Отправившийся в лес ребенок действительно умирал, чтобы 

смог родиться взрослый, новый человек. Умирало его детское состояние, 

чтобы освободить место взрослому. У Островского все очень точно  

показано — Снегурочка гибнет вместе с Мизгирем, воспроизводя парное  

уничтожение мужской и женской кукол, как это случалось на летние праздники 

в некоторых среднерусских губерниях. Мизгирь, воплощающий мужскую 

силу, должен был умереть, чтобы передать новым растениям свою силу, 

свою ярь. А значит, снова, жить в другом облике. 

В пьесе же смерть Мизгиря бессмысленна, он гибнет, никому не  

передавая своей мужской силы, наказывая себя за любовь к Снегурочке. Но  

противореча смыслу праздника, действие пьесы разворачивается в полном  

соответствии с логикой мифологического сознания, для которой имя и вещь 

неразделимы. Снегурочка, воплощая детский нарциссизм и холодность,  

неразрывно связана с этими качествами. Признак не может быть уничтожен 

отдельно от вещи, а значит, чтобы преодолеть детское состояние, должна 

умереть сама Снегурочка. Смерть героини неотвратима, хотя и носит явно 

нереалистический характер. Островский придумал даже специальный трюк, 

чтобы показать на сцене таяние, превращение живой девушки в воду. 

Получается, что это сказка о том, как ребенок хочет стать взрослым и 

поэтому погибает. Странный сюжет, и странно, что сказка прижилась, а  

образ Снегурочки стал почти народным. 

Психологические особенности нарциссизма 

И пьеса не вызвала отторжения, и сам образ получил распространение 

уже вне сюжета пьесы. Есть в Снегурочке что-то знакомое и понятное  

каждому. Ситуация Снегурочки возвращает нас к очень раннему этапу развития 

психики, когда актуальны проблемы построения образа себя,  

существующего отдельно от мира. Изображенный Островским характер соответствует 

тому, что в психоаналитической терминологии называется нарциссической 

стадией развития. Существуют различные точки зрения по поводу точной 

временной локализации нарциссизма и особенностей его психического  

содержания, но в любом случае нарциссизм предшествует эдиповой стадии, 

располагаясь на границе детского аутизма и объектных отношений,  

формирования способности любить другого. Наиболее известными являются  

концепции X. Кохута и Кернберга. Кохут полагал, что нарциссизм  

формируется в результате нарушений в удовлетворении нормальных потребностей  

ребенка в идеализации и деидеализации. Кернберг рассматривал нарциссизм 

как реакцию на некоторые структурные нарушения психики ребенка,  

возникшие на ранних стадиях и препятствующие успешной интеграции Это. 

Используя данный термин, Фрейд указывал, что «... нарциссизм — общее 

и первоначальное состояние, из которого только позднее развилась любовь 

к объекту...» [11. С. 265]. Это первоначальное состояние характеризуется 

гармонией, безусловной уверенностью и безопасностью. В ходе развития и 

столкновения с реальностью ощущение слитности с миром нарушается и 

«на смену фазе грандиозного и естественного удовольствия и внутренней 

уверенности приходит не менее грандиозная фаза познания  

противоположного: познания собственного бессилия и с трудом преодолеваемых  

аффектов...» [12. С. 468]. На нарциссической стадии начинается сложный процесс 

отделения индивидуального Эго ребенка от материнского Эго, что позволит 

субъекту в дальнейшем существовать автономно. Что бы процесс прошел 

успешно, ребенок не должен испугаться и окружающий мир не должен быть 

особенно страшным и не поддающимся контролю. Защищаясь от  

сложностей негостеприимной реальности, ребенок формирует фантазии о  

собственном величии, всесилии. Умные родители поощряют создание такого  

образа себя, давая возможность слабой детской психике смириться со своим 

отдельным от мамы существованием. В результате у ребенка формируется 

идеальный образ себя и идеальный образ объекта. 

В дальнейшем идеальный образ себя интегрируется в целостное  

представление о себе, обеспечивая субъекту поддержку, а идеальный объект  

служит основанием для развития Сверх-Я. «Даже если реальная личность  

выглядит «плохо» с точки зрения внешнего мира или системы Я-иде- 

ал/Сверх-Я, чувству собственной ценности опасность не угрожает. 

Идеальная личность словно возражает критикам реальной личности, что ее 

«плохость» — всего лишь преходящее исключительное явление» [12. С. 474]. 

В норме нарциссизм предшествует формированию зрелой личности,  

способной устанавливать реальные отношения с другими людьми, учитывать их  

интересы, воспринимать других как самостоятельную ценность, а не только как 

отражение собственного совершенства, вступать в брак, рождать детей. 

Важнейшая функция этапа заключается в том, чтобы обеспечить  

психическую возможность замещать удовлетворение инстинктивных влечений  

более сложным нарциссическим удовлетворением, например, замещать  

удовольствие от импульсивного опорожнения кишечника, нарциссическим 

удовольствием от похвалы матери [12. С. 465]. Нарциссическая стадия  

обеспечивает формирование чувства собственной ценности личности, что в  

дальнейшем станет основой самоуважения. Детский нарциссизм с развитием не 

исчезает, а переходит в зрелые формы, такие, как творческая деятельность, 

эмпатия, принятие собственной смерти, способность к юмору и мудрость. 

Однако, зрелый нарциссизм требует удовлетворения в процессе развития 

основных нарциссических потребностей — потребностей в признании кем-то, 

в идеализации кого-то сильного и мудрого, в подобии с кем-то похожим.  

Неадекватный опыт удовлетворения этих потребностей ведет к формированию 

патологических черт личности. 

Однако по тем или иным причинам идеальные образы себя и другого 

могут и не стать частью собственной психики. При возникновении  

нарушений патологические формы нарциссизма могут проявляться в потребности 

постоянно поддерживать ощущение своей грандиозности и совершенства. 

Такие люди, пишет Питер Куттер [4. С. 161], сильно зависят от  

нарциссической подпитки и хотят, чтобы ими постоянно восхищались и лелеяли их. 

Потеря восхищения чревата угрозой самооценке и ведет к регрессу и  

возврату к раним формам защиты Эго от распада. 

Эго нарциссической личности настолько слабо, что без  

идеализированного объекта не может функционировать. А реальная близость заставит  

видеть объект целиком, что разрушит идеализацию. Именно страх потерять 

себя и заставляет нарцисса выдерживать дистанцию по отношению к другим 

людям, избегая глубоких интимных отношений и всяческой зависимости. 

Как отмечает X. Кохут, нарциссические клиенты в начале анализа  

проявляют сильнейшее сопротивление, вызванное опасениями потерять  

индивидуальность из-за желания слиться с идеализированным объектом [3. С. 415]. 

Основными чертами нарциссической личности являются: внутренняя 

пустота, грандиозность, потребность в идеальном объекте, с которым  

можно идентифицировать себя и одновременно страх зависимости и отрицание 

зависимости от другого человека или общности людей. 

Снегурочка как Нарцисс 

Характер Снегурочки можно считать метафорической, сказочной  

иллюстрацией нарциссического характера. Снегурочка, как и положено  

настоящему Нарциссу, не совсем человек, по рождению она связана с силами  

природы, что соответствует реализации фантазий о необычном происхождении. 

Физическое совершенство и «душевная чистота и невинность» являются  

неотъемлемой чертой ее облика, она прекрасней всех, знает это, а  

окружающие заслуженно ею восхищаются. Однако она несчастна. Детский  

нарциссизм Снегурочки находится в оппозиции ко всему окружающему миру. 

В царстве берендеев основной ценностью является любовь, от которой  

напрямую зависит благополучие людей и природы. Не умеющая любить  

Снегурочка оказывается в полной изоляции. От нее отворачиваются  

соперницы — подружки, отвергнутые женихами, от нее отказывается Лель, ради  

песен которого Снегурочка покинула родной лес. Сочетание абсолютного 

совершенства с ощущением столь же абсолютной недостачи, дефекта  

составляет основную нарциссическую проблематику. 

Снегурочка не такая, как все, и при всем старании не может стать «своей» 

для простодушных берендеев. При абсолютной красоте и близости  

могущественным силам природы она чувствует собственную обделенность и  

завидует веселым подружкам Леля, Купаве, и ей кажется, что другие имеют  

больше. И одновременно сама Снегурочка вызывает зависть и злость  

окружающих. Снегурочка не имеет того, что она хочет иметь, но не может это 

получить из за отсутствия необходимых душевных способностей, реального 

страха зависимости, страха «растаять, раствориться». 

Смена объектов желания психологически достоверно отражает  

происходящий переход от нарциссизма к полноценным объектным отношениям. 

Лель был выбран Снегурочкой как подобный себе «девичьей  

миловидностью и нежностью кожи», при нарциссическом выборе человек ценит  

другого «не за то, что он собой представляет как таковой, но в гораздо большей 

степени за то, что он имеет с ним общее. В конечном счете человек ценит 

в нем самого себя» [12. С. 470]. А Мизгирь, на которого затем переносится 

любовь, — как противоположный, олицетворяющий мужскую силу и  

агрессивность. Нарциссический выбор объекта по сходству, по типу «второго Я», 

позволяющий в другом любить прежде всего себя, свои черты, сменяется  

выбором по типу опоры, что характерно для более взрослого состояния. 

Общая сюжетная линия сказки соответствует хроническому застреванию 

на нарциссической проблематике. Все поведение Снегурочки подчинено 

идее перехода от детства к взрослости, потребности преодолеть детство. 

А трагический финал отражает глубинные страхи Нарцисса перед  

взрослением и невозможность иной формы существования. 

Смысл нарциссических защит 

Сказочный мир, в котором герой всемогущ и совершенен, вообще  

близок нарциссическому мировосприятию и дает вполне пригодные для  

идентификации фигуры. Существенное отличие пьесы Островского от обычных 

сказок заключается в психологическом реализме, показывающем трагизм 

жизненного мира Нарцисса. Нарцисс знает, что существует внешний мир, и 

испытывает к нему беспокойный интерес. Но он также знает, что этот  

внешний мир страшен и не поддается контролю или его трудно контролировать. 

Нарцисс уже знает, что существуют другие люди и хорошо бы иметь с ними 

близкие отношения, но близость с другим пугает, кажется смертельно  

опасной. Любовь, как и другое сильное чувство, в буквальном смысле, может 

разрушить его хрупкую психику. 

На внутриличностном уровне смерть Снегурочки — это реализация  

фантазий о разрушении личности (индивидуальности) при вступлении во 

взрослый мир, мир объектных отношений. Вспомним обстоятельства  

возникновения любви Снегурочки и Мизгиря, которые можно было бы  

считать началом новой жизни. Невозможность сохранения индивидуальности 

при зрелой генитальной любви подчеркивается в пьесе отсутствием  

избирательности при выборе объекта. «С первой встречи / Счастливца ты даришь 

любовью, кто бы / Не встретился тебе...» — с таким условием наделяет  

Весна свою дочь способностью любить. Именно в этом месте находится  

единственное несоответствие теории психоанализа. Если зрелая генитальность, 

то и отношения должны бы быть избирательными. В пьесе же действие  

разворачивается по логике нарциссических страхов, и Снегурочка гибнет, 

своей смертью подтверждая опасность взросления. 

В каждом из нас есть следы нарциссизма, и потому мы вообще  

понимаем сказку. Но можно предположить, что не случайно искусственный  

сказочный персонаж был абсолютно органично принят отечественной  

культурой и не случайным было включение Снегурочки в ряд новогодних героев. 

Культурная провокация 

Сказка с такими акцентами могла появиться и завоевать популярность 

только при актуализации нарциссической проблематики, защитных  

механизмов по нарциссическому типу. 

Указания на нарциссизм современной западной культуры, и прежде  

всего нарциссизм постмодернизма стали общим местом. О нарциссизме  

современного человека и всего демократического общества писали Кр. Лэш, Дж. 

Хуган, П. Мэрии, Ж. Бодрийяр, Ж. Липовецки и многие другие. Этой точки 

зрения придерживается и И. Смирнов (1994), находя нарциссическое  

содержание в современном отечественном постмодернизме. 

В качестве основного признака нарциссизма называется безусловная и 

яркая любовь к себе, утверждение абсолютной ценности индивида со всеми 

его особенностями и принятие индивидуализма как основного способа 

жизни. «Приходит новая стадия индивидуализма: нарциссизм означает  

возникновение нового типа человека с повышенным вниманием к самому себе 

и своему телу, а также к другим лицам, миру и эпохе ...» [6. С. 79]. Внимание 

к себе, подкрепленное призывами к безоценочному принятию любых  

проявлений должно обеспечивать ощущение собственной грандиозности.  

Нарциссизм проявляется в отказе от четкого разделения добра и зла,  

отсутствием признанных идеалов, ценностей, целей, потерей смысла жизни и поиска 

смысла жизни. «Нарцисс, одержимый самим собой, не витает в облаках, не 

находится под воздействием наркоза, он упорно трудится над  

освобождением собственного «Я». Над великой судьбой собственной самобытности и  

независимости...» [6. С. 85]. 

Повышенная значимость себя обязывает каждого к максимально полной 

реализации заложенного потенциала. Стремление к успеху, к высоким  

достижениям прививается ребенку с детства. Марта Вольфенштейн указывает, 

что в 50-е годы нашего века либеральные интеллектуальные родители,  

повзрослевшие в трудные времена, формировали у своих детей убеждение, что 

они должны чувствовать себя плохо, если не достигнут полного торжества 

[7. С. 230]. В результате у повзрослевших детей наблюдались проблемы 

с формированием собственной идентичности и фоновое ощущение  

смутного стыда и пустоты. 

Однако крайний индивидуализм сочетается с полной погруженностью 

в культуру, что делает нарцисса удобным объектом управления: «процесс 

подчинения субъекта своему нарциссическому Я-идеалу ничем и не  

разнится с процессом его общественного принуждения к этому, когда человеку не 

оставляют иной альтернативы, кроме любви к себе, самоинвестиции по  

социально предписанным правилам ... Это самообольщение лишь внешне  

кажется ничем не мотивированным, на самом деле оно во всех своих деталях 

определяется нормой оптимального управления телом на рынке знаков» [2. 

С. 211]. Субъект и объект сливаются в любовном акте. Основные  

проявления нарциссизма рассматриваются как результат исчезновения с  

социальной сцены фигуры чужого «Я» и замены его своим собственным, по  

отношению к которому и проявляются чувства. 

Однако востребованность сюжета и образа Снегурочки дает иную  

модель нарциссизма, что позволяет выделить в данном культурном и  

психологическом феномене иные смысловые нюансы. Нарциссические защиты 

в отечественной культуре были стимулированы созданием прямо  

противоположной ситуации, в которой разрыв между Я-идеальным и реальным был 

непереносимо велик, а идеальный объект чрезмерно преувеличен. 

Можно предположить, что распространение образа Снегурочки  

отражает феномен формирования нарциссизма как культурно-исторической  

защитной реакции, формирующейся на уровне общественного сознания при 

определенной травматической ситуации. Такой ситуацией является  

увеличение дистанции между Идеалом-Я и реальностью и ослабление или полное 

отсутствие связи между ними. 

Момент, когда Снегурочка появилась под елкой с Дедом Морозом,  

неслучаен. После войны мы особенно остро нуждались в защите от нарцисси- 

ческой травмы. Несоответствие идеалов реальности стало устрашающе  

очевидным. С одной стороны, — упоение победой, мощью советского оружия, 

героизмом советских людей. С другой — ощущение собственного бессилия 

и ничтожности простого человека в голодном послевоенном быту. 

В этой ситуации судьба Снегурочки, захотевшей стать настоящей и  

сделавшей шаг к реальности, выглядит очень поучительно. И в народном  

сознании она остается такой, какой ей полагается быть, — вечно невинной 

спутницей Деда Мороза, сохранившей вечную жизнь за счет отказа от  

любви и реальности. 

В онтогенезе нарциссизм развивается как реакция на ситуацию  

слишком сильной, тотальной зависимости от матери и других значимых  

взрослых, защита от ощущения собственной слабости и несовершенства.  

Фантазии о грандиозности и демонстрация совершенства и высоких достижений 

позволяют избегать мучительного стыда, осознаваемой тревоги и страха. 

Необходимость в укреплении нарциссических защит в обществе  

появляется в том случае, когда принимаются чересчур высокие идеалы,  

декларируемые как нормы. В результате человек чувствует, что по отношению к нему 

предъявляются требования, которым он не может соответствовать.  

Признать несоответствие нормам стыдно и опасно, а оспорить нормы  

невозможно. 

Такая ситуация характерна в большей степени для тоталитарной  

культуры, чем для демократической. 

Идеализация и обесценивание проявляются в резком  

противопоставлении добра и зла, размещенных в пространственной вертикали. Идеалы — 

возвышены, они принадлежат буквально тем самым четырем стихиях,  

которые так важны для нарцисса. «Постепенное изменение угла сознания  

приводит к тому, что взгляд культуры обращается все выше и выше, пока,  

наконец, все поле зрения не оказывается занятым небом, но это небо уже  

отделено от земли бесконечностью... Этого неба уже нельзя достичь — к нему 

можно лишь устремлять взор» (Паперный, С. 91). Именно такое  

романтическое видение мира характерно для нарциссизма: «нарциссическим  

фантазиям... присуща тенденция растворять Я через его разрастание, устремляться в 

космические просторы.... В конечном итоге речь идет о фантазии слияния с 

первичными объектами» [12. С. 472]. Именно слияние личности с  

обществом, с коллективом, с идеологией и пр. было единственно приемлемой 

формой жизни в советской стране. 

Глобальные и позитивные черты нарциссизма в культуре 

Нарциссизм постмодернизма оценивается как явно болезненное  

явление, свидетельствующее об упадке и разложении. Предсказывается  

«Повсюду мы видим неприкаянность и пустоту, неумение чувствовать,  

оказаться на седьмом небе; ... Налицо безутешность чересчур  

запрограммированного в его поглощенности самим собой нарцисса, желающего испытать 

привязанность со стороны другого «Я», чтобы оторваться от самого себя, и 

все-таки запрограммированного в недостаточной степени, чтобы  

стремиться к эмоциональным отношениям» [6. С. 119]. Предсказывается разрушение 

общей символической системы опосредования, а значит, и разрушение  

культуры. Нарциссическая тревога, по мнению Бодрийяра, «глубже, чем гени- 

тальная фрустрация, так как вызвана она устранением символического и 

обмена, инцестуозным положением субъекта, когда ему недостает даже  

собственной неполноты; ...Все мы каждый по-своему переживаем эту  

изощренную форму репрессии и отчуждения: ее источники неистощимы, она 

вкрадчиво присутствует во всем, средств борьбы с нею не найдено, да,  

возможно, и вовсе не найти» [2. С. 214]. 

Однако сопоставление различных культурных моделей нарциссических 

защит позволяет говорить о потенциально позитивном характере  

современного нарциссизма. Нарциссизм явно имеет глобальный характер и не  

связан с какой-либо локальной культурой — демократической,  

капиталистической или социалистической. Нарциссические защиты, имеющие очень  

разные формы, можно считать реакцией на общую ситуацию взросления 

личности, предшествующую появлению автономности субъекта. В таком 

случае они являются предвестниками, безусловно, позитивных изменений. 

Нарциссические защиты актуализируются при возникновении в  

культурно-исторической ситуации проблем перехода от доминирования  

коллективной, массовой психики, с преимущественно мифологическим уровнем 

отражения к формированию индивидуальной. В этих случаях неизбежные 

нарциссические страхи и тревоги блокируются за счет формирования  

фантазий об индивидуальной и общей грандиозности, исключительности,  

избранности и пр. 

Актуальность образа Снегурочки свидетельствует о нерешенности  

переходных проблем, а значит, и об актуальности ситуации перехода. В пьесе 

Снегурочка гибнет при полном одобрении берендеев, и финал при общей 

грусти не воспринимается зрителем и читателем пессимистично. Сказка  

отражает страхи нарцисса перед любовью, перед выходом на свободу, в  

самостоятельную жизнь. В этой ситуации гибель Снегурочки на наиболее  

глубинном, мифологическом уровне прочитывается как возможность  

преодолеть эти страхи. 

Снегурочка с Дедом Морозом — уютная форма существования рядом 

с контролирующей, замораживающей, агрессивной фигурой. Но это форма, 

в которой уже присутствуют две в значительной степени самостоятельные 

фигуры, где уже есть Другой, что позволяет предполагать и дальнейшее  

позитивное развитие отношений с ним. 

Литература 

1. Афанасьев А. Н. Народные праздники// Живая вода и вещее слово. — М., 1988. 

2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. — М., 2000. 

3. Кохут X. Психоаналитическое лечение нарциссических расстройств  

личности//Антология современного психоанализа. — М.: изд-во «Институт психологии РАН», 2000. — С. 409—429. 

4. Куттер П. Современный психоанализ. — СПб., 1997. 

5. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф — имя — культура// Лотман Ю. М. Избр. ст. в 3-х т.— 

Таллин, 1992.-С. 58-75. 

6. Липовецки Ж. Эра пустоты. — СПб., 2001. 

7. Мак-Вильяме Н. Психоаналитическая диагностика. — М., 1998. 

8. Островский А. Н. Поли. собр. соч. в 12 т. Т. 7. — М., 1977. 

9. Рыбаков Б. А. Рождение богов и богинь// Мифы древних славян. — Саратов, 1993. 

10. Успенский Б. А. История и семиотика// Избранные труды. Т. 1. — М.: «Гнозис», 1994. 

11. Фрейд 3. Введение в психоанализ. — М.: Наука, 1989. 

12. Хензелер X. Теория нарциссизма// Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. — М., 

1998.