Между Я и Другим

АхиезерА. С. 

(Социокультурное исследование) 

Исследования общества, его динамики на современном уровне развития 

социокультурной теории и методологии [1] открывают новые ракурсы  

рассмотрения механизма смыслообразования, места и роли в нем динамики 

отношения Я и Другого, объяснения, понимании отношения Я и Другого 

в исторической динамике. 

Дуальная оппозиция «Я - Другой» 

Смыслообразование — одна из форм отношений между людьми, между 

Я и Другим. Проблема другого не редуцируется до чисто психологической, 

до опознания. Другой всегда выступает как предмет осмысления, как  

вопрос, как проблема, как возможный источник страха, опасностей, помощи 

сотрудничества. Проблемность Другого представляет собой опасность для Я 

как для формирования им смыслов, культуры общества, так и для формиро- вания системы отношений людей на всех уровнях, во всех масштабах.  

Существенное отставание людей в развитии своих способностей решать все 

более усложняющуюся проблему понимания Другого угрожает отставанием 

смыслов, создаваемых Я, от уровня этой сложности, отставанием  

способности принимать эффективные решения, обеспечивать воспроизводство  

соответствующего субъекта. 

Решение проблемы Другого исключительно важно для понимания того, 

что такое общество, как оно функционирует, каковы должны быть смыслы 

и, формируемые на их основе, решения, которые приводили бы к  

снижению опасностей для любого Я, происходящих от ошибочных представлений 

о действиях, мотивах, намерениях Другого. Ошибки здесь могут разрушить 

(со)общество, воспрепятствовать его минимально необходимой  

интеграции, воспроизводству базового консенсуса. Существование любого  

(сообщества требует от ответственного за него Я достижения определенного  

уровня способности решать проблему Другого. Без этого невозможны любые  

отношения людей вообще, взаимопроникновение вырабатываемых ими 

смыслов. 

В этом стимул поиска выхода через углубление и расширение  

возможности научных исследований методов познания Другого. Здесь, однако,  

обращает на себя внимание весьма специфический характер этого предмета  

познания, принципиально отличного от предмета естественных наук. В  

философии и науке сложилась точка зрения, что познание Другого носит 

характер его понимания, что практически означает освоение механизма  

мотивации Другого, проникновения Я как субъекта познания во внутренний 

механизм формирования программ деятельности, поступков, действий  

Другого, с тем, чтобы Я могло соответственно строить свою стратегию и  

тактику поведения, избегать абсолютизации страхов, опасных подозрений,  

неоправданных надежд и т. д. Здесь таится, однако, сложная проблема.  

Специфика понимания существенно отлична от объяснения, то есть формы 

познания, исторически сложившейся на основе наук о природе.  

Объяснение требует анализа потенциала, способностей субъекта противостоять 

опасностям, энтропийных процессам, механизма их становления и гибели. 

Задача понимания иная. Другой — это есть, по крайней мере  

гипотетически, другой субъект, отношение которого к Я принципиально иное, чем  

отношения Я к предметам естественных наук. Это не новая проблема. В  

классической философии было введено и достаточно широко обсуждалось 

принципиальное отличие субъектно-субъектных и субъектно-объектных 

отношений. Если в самом сжатом виде сформулировать отличие этих двух 

типов отношений, как они представляются с современной точки зрения, то 

специфика субъектно-субъектных отношений в том, что их сущность есть 

диалог между субъектами, диалог между Я и Другим. Их отношение может 

быть описано через дуальную оппозицию «взаимопроникновение —  

взаимоотталкивание». Этот тип отношений бесконечно сложен, так как каждый акт 

диалога изменяет условия, предпосылки следующего акта диалога. Диалог — 

потенциально бесконечный процесс самоусложнения, отдаляющий от 

условного начала диалога. Усложнение диалога связано с тем, что каждый 

его акт — рефлексия на прошлые акты диалога. Это наслаивание  

потенциально бесконечной цепочки диалога приводит к усложнению смыслов,  

возможности понимания, что с определенного момента требует формирования 

новых методов понимания. Осознание людьми необходимости понимания 

несет в себе надежду на возможность освоения логики мышления и  

действий Другого в реальном и возможном диалоге. 

Однако эта надежда не может заставить игнорировать того, что Другое 

выступает как чужое, как неизвестное, непривычное. Опасность его в том, 

что чуждость Другого, Чужое «располагается по ту сторону понимания..,  

ставит под вопрос всякий смысл» [2], в том, что он может менять содержание 

самого Я воздействием на вырабатываемые им смыслы, на программы  

деятельности Я, что усиливает зависимость объяснения от понимания. 

Все это выдвигает проблему Другого в центр проблематики познания  

общества, в центр проблемы формирования культуры, формирования  

смыслов, программ деятельности любого субъекта. 

Другой в инверсионной логике 

Проблема Другого выступает как некоторый парадокс. С одной стороны, 

теоретический анализ говорит об усложнении проблемы Другого, что ставит 

под угрозу процесс его понимания, жизненно важного для существования, 

воспроизводства Я. С другой стороны, практически Я в каждый момент  

времени формулирует, определяет проблему своего отношения к Другому,  

опираясь на сложившийся культурный потенциал, на сложившуюся интенцию 

на смыслы Другого. Иначе говоря, на любом историческом этапе субъект 

опирается на определенную собственную систему представлений о сути 

Другого прежде, чем Я сумеет сделать шаг в понимании. Это противоречие 

между философской критикой понимания Другого и массовой  

некритической опорой на определенные представления о Другом меняется, но  

никогда не исчезает. 

Исключительная важность проблемы «Я — Другой» для познания  

механизма (пере)осмысления объясняется самой спецификой механизма  

изменения культуры, возникновения новых смыслов. Специфика культуры по 

сравнению, например, с эмоциональным общением особей, которых  

изучает биологическая наука, заключается в том, что общение людей всегда  

опосредованно постоянно накопляемым, организуемым опытом деятельности 

людей. Всякое действие любого субъекта может иметь место лишь в  

процессе освоения им сложившейся культуры, превращение ее в содержание  

мышления и деятельности, воплощения результата этой деятельности в  

некоторый новый смысл. Парадокс этого процесса заключается в том, что новый 

смысл формируется лишь субъектом, личностью. Тем не менее, этот чисто 

личностный характер формируемого смысла невозможен, так как смысл, 

сформулированный личностью, всегда одновременно является большим 

или маленьким шагом перехода к культуре в целом и, одновременно  

реальным, потенциальным переходом от культуры в целом в ее особый смысл 

особого субъекта. Культура общества, следовательно, результат обобщения 

множества смыслов многих субъектов. Одновременно каждый смысл  

особого субъекта — результат конкретизации культуры в целом, ее особым  

фокусом. Смысл, который реально, потенциально несет в себе программу  

деятельности соответствующего субъекта, неизбежно включает опыт  

реализации программы многих субъектов. Иначе говоря, с любой точки зрения 

любой смысл любого субъекта основан и на учете Другого. 

Все это означает, что любой смысл формируется как дуальная оппозиция 

«Я — Другой» в разных формах, в форме существующих, возникающих  

смыслов, соответствующих программ, в форме отношений людей, в форме  

совместной деятельности. Иначе говоря, смысл формируется как результат 

личной творческой деятельности. Но одновременно смысл всегда, как  

сказал М. Бахтин, образуется «между смыслами», то есть между смыслами Я и 

Другого, между ними как субъектами смыслообразования. 

Смыслообразование развертывается в Сфере Между полюсами дуальной 

оппозиции «Я — Другой». Дуальная оппозиция является элементарной  

клеточкой культуры, первичным элементом ее организации, организации  

жизнеутверждающего акта собственного воспроизводства. Среди всех форм  

теоретически возможных культур существуют лишь такие, которые  

обеспечивают ее превращение в организацию, непосредственно приспособленную, 

для формирования проблемы, ее первого этапа, в конечном итоге для  

формирования и реализации воспроизводственной программы. Именно  

механизм переструктуривания смысла в проблему является исходным пунктом 

механизма формирования каждой клеточки культуры. Суть ее организации 

как дуальной оппозиции заключается в том, что она является максимально 

простой и одновременно расчлененной формой культуры, потенциально и 

реально исходным пунктом для расчленения и последующего синтеза  

культуры. 

Культура это бесконечная совокупность реальных, потенциальных  

дуальных оппозиций: «добро — зло», «верх — низ», «правда — кривда», «мы — 

они», «левое - правое», «либеральный — авторитарный» и т. д., до  

бесконечности. Дуальная оппозиция — прежде всего результат расчленения не- 

расчлененного, потенция и предпосылка последующего упорядочения  

результатов этого расчленения. В древности двойка считалась символом  

множества, противостоящая единице как нерасчлененности. Сегодня становится все 

более очевиден смысл этой мудрости. Множество познается как результат 

расчленения, конкретизации нерасчлененного, тогда как единство —  

результат синтеза, обобщения множества. В античной философии была  

сформулирована проблема познания предмета как целостного и одновременно  

расчлененного, то есть познания целого как единства множества, множества 

как результат расчленения целого. Соединение этих двух задач в одну, их 

синтез можно рассматривать как основной вопрос философствования [1]. 

Для смыслообразования необходимо не любое расчленение культуры, но 

такое, где два полюса дуальной оппозиции концентрировали бы по сути 

противоположные, контрарные смыслы. Дуальная форма, предполагающая 

расчленение культуры на два противоположных, противостоящих друг  

другу смысла, является совершенно необходимой предпосылкой, основанием 

для формирования нового смысла, нового результата творчества. Само  

существование двух полюсов символизирует внутреннюю противоречивость 

культуры, проблемность совместимости ее аспектов, модальностей и  

одновременно потребность в синтезе ее контрарных смыслов. Поэтому  

появление новых смыслов — это результат напряженного, возможно мучительного 

для субъекта преодоления различий, противоречий, раскола между  

полюсами дуальной оппозиции. Она может превратиться в проблему лишь как  

реакция субъекта на дискомфортное явление, то есть требующее своего  

преодоления, замещения комфортным. Но это всегда требует, в свою очередь, 

определенного уровня культурного развития субъекта. Недостаточное  

развитие потребностей не позволяет глубоко осознавать расколотую,  

расчлененную реальность как дискомфортную, что мешает формулировать и  

решать проблемы, формировать смыслы. У субъекта с развитыми по  

соответствующим историческим критериям потребностями дуальная оппозиция 

стимулирует вопрос по поводу путей выхода из своего дискомфортного  

противостояния. Ответом на него должно быть формирование нового уровня 

смыслов, включающих программу деятельности субъекта, направленной на 

преодоление дискомфорта. 

Всякий процесс формирования нового смысла проходит через  

напряженное поле дуальной оппозиции, Сферу Между ее полюсами, между  

исторически сложившими противоположными смыслами, сфокусированными 

в этих полюсах. В Сфере Между в логическом, а не в геометрическом ее  

понимании, происходит качественное преобразование смысла, имеет место  

переосмысление. Количество дуальных оппозиций может нарастать, они могут 

сменять друг друга, составляя непрерывную цепь, сеть, иерархию уровней и 

т.д. Каждая из дуальных оппозиций — реальный или потенциальный котел, 

где и происходят события, формирующие смыслы, их потоки, наращивание 

культуры, происходит взаимопроникновение и взаимоотталкивание  

смыслов полюсов дуальной оппозиции, где эти смыслы расчленяются,  

синтезируются, превращаются в качественно новые дуальные оппозиции. 

Дуальные оппозиции — узловые пункты понимания механизма  

воспроизводства динамики культуры, они определяют направленность, вектор  

дальнейшего формирования организации постановки и разрешения  

соответствующей проблемы смыслообразования. Нельзя забывать, также, что, как 

и всякая клеточка, бесконечно усложняющегося процесса, дуальная  

оппозиция носит в себе громадный, крайне важный теоретический потенциал. 

Но в любом случае она предоставляет возможность осмыслять явление либо 

через смысл одного полюса оппозиции, либо через смысл другого.  

Следовательно, во-первых, осмысление здесь ограничено рамками исторически 

сложившейся культуры. Во-вторых, смысл нового явления формируется  

посредством элементарного (на первый взгляд, на данном ограниченном 

уровне рассуждений) попеременного соотнесения интересующего субъекта 

явления со смыслом как одного, так и другого полюса. Этот перенос  

(переосмысления с одного полюса на другой результат появления чувства  

неудовлетворенности, дискомфортности, напряженного беспокойства субъекта 

открытой им неосмысленности своего мира, чувством опасности, идущим 

от Другого, тоской по нему. Я ищет выход в экстраполяции, в мышлении по 

аналогии, в переносе на осмысляемое явление смысла,  

сконцентрированного на одном из полюсов, что можно рассматривать как предварительное 

узнавание явления, которое сразу или позже может быть сменено, замещено 

противоположным узнаванием, экстраполяцией на это явления смысла  

противоположного полюса. Это узнавание не вещи в ее предметной  

модальности, но некоторого абстрактного смысла, который может означать  

некоторое множество явлений. Это абстрактное узнавание абстрактного смысла 

может на эмоциональном уровне произойти моментально, возможно  

быстрее, чем «вглядывающееся понимание», «понимающее истолкование» Хай- 

деггера, что явно требует времени. Субъект осуществляет возможность  

выбора в рамках ранее сложившейся альтернативы. В конечном итоге  

происходит партиципация, то есть отождествление смысла нового явления со 

смыслом одного из полюсов, что одновременно противопоставляет это  

явление смыслу противоположного полюса как несуществующему, как  

отпавшему. Налицо логически жесткий, бескомпромиссный логический процесс. 

Тем самым, новое явление входит в исторически сложившуюся культуру, 

становится ее элементом, но помеченное уже известным в этой культуре 

смыслом. Оно лишь новое выражение старого. 

Формирование смысла нового явления, следовательно, происходит в  

результате перехода мысли субъекта от одного полюса к другому и обратно, 

причем этот переход может повторяться сколь угодно много раз, в  

потенциальной бесконечности этого прямого и обратного перехода (разумеется, эти 

термины здесь носят не абсолютный, а соотносительный характер). Налицо 

в рамках избранной дуальной оппозиции возможность бесконечного  

переосмысления явления, возможность расценивать каждую из попыток как  

заблуждение и возможность перехода к противоположной, возможность  

приспосабливать смыслы к изменяющейся ситуации. Здесь налицо особая  

относительно простая логика смыслообразования — инверсия, то есть логика 

осмысления, не выходящая за рамки исторически сложившейся культуры 

соответствующего субъекта, логика оперирования уже сложившимися 

смыслами. 

Инверсионная логика раскрывает крайне любопытный тип и  

одновременно логический и исторический этапы динамики формирования смысла, 

динамики дуальной оппозиции «Я — Другой». Инверсия характеризуется 

тем, что представление Я о Другом основано на ранее сложившихся  

смыслах, на выборе смысла Другого из прошлой альтернативы «Свой — чужой», 

«носитель добра - носитель зла» и т. д. Я узнает в Другом элемент  

унаследованного, накопленного опыта своей культуры. В инверсии, следовательно, 

выбор осуществляется не в результате непосредственного исследования, не 

через анкету, тесты, длительное личное знакомство, но на основе  

эмоциональной реакции на тот или иной полюс исторически сложившихся  

дуальных оппозиций. Например, представление о том, что данный субъект  

является носителем зла, может в этом типе культуры возникнуть как  

эмоциональная реакция на этнические черты человека той этнической группы, 

которая в соответствующей культуре рассматривается как носительница 

зла, как отлученная от людей. Иначе говоря, Другой, для того, чтобы в этой 

культуре восприниматься как зло вовсе не обязан совершить некое злодей- 

ство. Он определяется в инверсионной культуре априори, в соответствии со 

сложившейся культурной программой через экстраполяцию, аналогию. 

Другой здесь определяется эмоциональной моментальной реакцией и не 

может рассматриваться как проблема, но в лучшем случае как ее зародыш. 

Оборотничество, характерное для инверсии, означает, что Другой  

выступает как стимулируемый случайными элементами результат эмоционального 

взрыва. Здесь Другой как бы задан культурой, но в виде некоторой  

альтернативы. 

Другой в логике медиации 

Любые смыслы культуры, от самых приземленных до самых  

возвышенных, раскрывающих смысл бытия, проходят этап решения. Его суть в  

преобразовании смысла в проблему, в особую форму динамики культуры,  

соединяющую волю, действие, программу субъекта. Решение, как и все формы 

культуры, определенная форма расчленения и синтеза в процессе смысло- 

образования. Решение превращает абстрактную программу  

непосредственно в деятельность субъекта, изменяющего самого себя, свои цели, средства, 

условия. Представление о превращении смысла в программу человеческой 

деятельности помогает понять смысл культуры как выражение  

человеческой способности утверждать себя в усложняющемся, изменяющемся мире 

как воплощение человеческих способностей. Преобразование смысла в  

формы программы, решений одновременно есть воплощение меры способности 

человека превращать свою деятельность в эффективно планируемую,  

проектируемую, прогнозируемую. 

Очевидно, что по своей сути проблема осмысления заключается не  

столько в использовании уже готовых смыслов, их экстраполяции на новые  

явления, сколько в формировании новых смыслов. Но это требует более  

развитой логики. Специфика инверсионного мышления заключается в том, что 

вся его логика нацелена на воспроизводство смыслов, общественных форм 

в соответствии с некоторым абсолютом, идеалом неизменности, что в  

конечном итоге определяется тем, что инверсия предоставляет субъекту  

выбор, но лишь в рамках сложившейся культуры. Нет и не может быть такой 

(суб)культуры, где не существовали бы возможности инверсионных  

альтернатив. Но в инверсионной логике содержится определенное противоречие, 

анализ которого раскрывает ее фундаментальную ограниченность. При  

анализе любого конкретного проявления инверсии выясняется, что она  

возможна лишь в том случае, если субъект несет в себе определенный  

потенциал сопротивления изменениям, деструкции, значимым изменениям,  

которые отсутствуют в ранее сложившихся ритмах мышления и деятельности. 

Энтропийные процессы приводят к тому, что в любом явлении происходят 

разрушения. Разрушаются хозяйственные уклады, не выдерживающие  

конкуренцию, производство проникается и даже замещается коррупцией и т. д. 

В культуре могут иметь место потери отдельных ее элементов, потеря  

ценной для последующего воспроизводства информации, потеря влияния в  

обществе высоких нравственных ценностей и т. д. Речь идет о вариантах,  

когда теряются элементы культуры, необходимые для осмысления явлений, 

когда теряются исторически сложившиеся культурные программы,  

необходимые для воспроизводственной деятельности. Из этого следует, что для  

сохранения культуры, общества в максимально неизменном виде необходим 

механизм не только сохраняющий то, что еще есть, но и то, что по тем или 

иным причинам исчезло, необходим механизм восстановления утраченного, 

включая утрату соответствующих культурных программ. Инверсия в чистом 

виде всего лишь идеальный тип, который в реальном мышлении, в смысло- 

образовании никогда не мог бы существовать. Она существует, так как  

содержит под собой некоторую возможность заново воспроизводить элементы 

культуры, практически выходящие за рамки наличного содержания  

соответствующей (суб)культуры. Но исторически эта способность возникает 

сначала на самых нижних уровнях человеческой деятельности, в ее самых 

простых формах, Например, в процессе освоение детьми исторически  

сложившихся форм деятельности, когда каждый ребенок должен их творчески 

приспосабливать к своим физическим, психологическим особенностям. 

Это означает, что инверсия содержит под собой иную, более сложную  

логику. Это характерно для всех без исключения культур, так как без этого они 

неизбежно исчезли под давлением энтропийных процессов. Следовательно, 

различие культур традиционного и либерально-модернистского общества 

не разрушает единство человеческой культуры, так как в обоих случаях  

присутствует способность воспроизводить инновации. Эта способность  

имманентна любому субъекту культуры, хотя и носит существенно различный  

характер в разных культурах. Анализ этой проблемы приводит к  

исключительно важным теоретическим результатам. 

Инверсия выступает как нулевой цикл логики медиации. Для последней 

характерно принципиальное возрастание значения Сферы Между  

полюсами дуальной оппозиции. Медиация призвана решать, по сути, задачу,  

противоположную инверсии, то есть искать выход за рамками исторически 

сложившегося содержания культуры, формулировать новый смысл. Это 

требует концентрации творческого потенциала субъекта в Сфере Между, его 

саморазвития. Медиация категория разума, для которого, как полагал Кант, 

характерно беспокойство. Именно здесь концентрируется сущностно 

значимый творческий процесс, напряженная деятельность субъекта,  

непосредственно направленная на формирование нового смысла, на  

собственное переосмысление. 

Медиация логически выстраивается над инверсией, развиваясь как 

стремление разрешить те проблемы, которые невозможно не только  

разрешить на основе инверсии, но и осознать, осмыслить, понять как реальные. 

Исходная точка медиации та же, что и у инверсии, то есть дуальная  

оппозиция, полюса которой концентрируют в себе, воплощают противоположные, 

контрарные смыслы. Медиация есть ответ человека на собственную  

неспособность осмыслять усложнившиеся проблемы на  

инверсионно-эмоциональной основе. Если инверсия пролетает Сферу Между моментально,  

логически вне времени, фактически отрицая ее существование, то медиация  

входит в эту сферу, исходя из того, что время есть ресурс, хотя и всегда 

ограниченный. Осмысление явлений медиационного типа включает  

стадию, которую условно можно рассматривать как признание  

недостаточности инверсии, как попытку ее критики, осознание недостаточности,  

неэффективности, невозможности и даже недопустимости осмысления на  

основе чистой инверсии, партиципации. Стихийное, осознанное развитие 

медиации происходит в результате усложнения проблем. Накопление,  

концентрация в культуре опыта с нарастающей настойчивостью требуют  

повышения эффективности воспроизводственной деятельности, основанной на 

все более глубоком осознании ее зависимости от роста эффективности  

принимаемых решений в усложняющемся мире. Но реализация этого  

понимания возможна лишь на основе развития способности субъекта создавать  

новые, все более сложные смыслы, переходящие во все более эффективные 

программы. Здесь с полной очевидностью выявляется фокусная значимость 

роста человеческих способностей, способностей субъекта наращивать,  

углублять, развивать свои способности создавать все более высокие  

творческие результаты. Способности субъекта есть его реализуемая потребность и 

возможность выходить за рамки собственного Я, сложившегося  

собственного содержания культуры и отношений, выходить на более эффективный 

уровень воспроизводственной деятельности. Способность всегда есть  

переход субъекта из одного состояния в другое как проявление самоизменения, 

саморазвития, вектор которого едет к более высокой эффективности в  

усложняющемся мире. Реализация способностей сложна, несет в себе цикл  

последовательных действий, последовательность этапов осмысления. 

По логике медиации отказ от инверсии лереходит в поиск того, что  

иногда называют срединной культурой [3], то есть смыслом, возникающим 

в результате роста критического отношения к ранее сложившемуся смыслу, 

фиксированному как в том, так и в другом полюсе исходной оппозиции. 

Это отношение переходит в расчленение ранее сложившейся культуры, 

в анализ его результатов, направленных на поиск элементов нового целого, 

затем переходящий в сложный творческий синтез смыслов полюсов  

дуальной оппозиции, что могло приводить, как говорил известный российский 

философ Г. Батищев, к выходу в новое логическое пространство, можно 

сказать также — в новое культурное пространство. Происходит выход к  

качественно новому смыслу. Синтез принципиально отличен от партиципа- 

ции. Он возникает не в результате абсолютизации одного смысла и  

одновременного стремления отмести противоположный, попыток его подавить, 

игнорировать. Для вспышки инверсии, ведущей к партиципации, субъекту 

достаточно подчиниться своим возможно неконтролируемым, но  

сложившимся на протяжении громадных промежутков времени ритмам  

собственной эмоциональной жизни, слитых с рассудочными, неотделимыми от  

эмоций, абстракциями. Они — ответ на эмоциональный сигнал, воспринимаемый 

как своеобразный инверсионный приказ, ощущаемый как независимый от 

собственного Я. 

Наоборот, медиация протекает как результат активизации  

интеллектуальных внутренних ресурсов, способностей находиться в напряженном поиске. 

Медиационное решение достигается в результате выхода за рамки  

экстраполяции, аналогий на уровень интерпретации смыслов, сконцентрированных 

в каждом из полюсов дуальной оппозиции. Интерпретация должна в  

конечном итоге обеспечить синтез смыслов полюсов, сформировать некоторое 

синтетическое целое, некоторую целостность множества ранее  

сформулированных смыслов, подвергаемых в Сфере Между определенным  

изменениям. Интерпретация есть попытка переосмысления экстраполяции на основе 

корректировки старого смысла новыми условиями: возможно новыми  

средствами, возможно новыми целями. Интерпретация есть узнавание в другом 

нового, то есть выходящего за рамки сложившейся культуры. Каждая дуальная 

оппозиция — результат множества смыслов двух полюсов дуальной  

оппозиции, что, по сути, является относительно завершающим синтезом  

неопределенного большого, практически бесконечного множества предшествующих 

синтезов, смыслов. Интерпретация есть уход от простой партиципации, от 

логики инверсии, результат включения в осмысление критики исходных 

смыслов на основе нового опыта, на основе его обобщений. 

Достижение синтеза возможно на основе умения сохранить в каждом из 

ранее сформулированных смыслов тот аспект (аспекты), которые и составят 

необходимый элемент эффективного синтеза смысла. Происходит снятие 

ранее сложившихся смыслов посредством тончайшей их интерпретации, 

превращающих каждый из них в предпосылку, элемент нового синтеза на 

основе нового опыта, возросшего культурного богатства. Старые смыслы не 

уничтожаются, не исчезают, но оттесняются на задний план в культурное 

подсознание. Они из актуального потенциала культуры превращаются в 

скрытый потенциал, в некие мутации, способные в моменты кризиса  

актуализироваться, предложить свои, возможно даже древние варианты смыслов, 

решений [4]. Они сохраняют свою ценность как уровень осмысления менее 

сложного этапа человеческой реальности, потенциал логики его  

преодоления, как веха, хранящая и определенный уровень человеческих  

способностей, и возможно как вектор его повышения, веха на пути формирования 

более эффективных способностей, вектор дальнейшего анализа и синтеза, 

направленности критической интерпретации. Формирование синтеза есть 

одновременно поиск его меры, прежде всего поиск путей сближения,  

взаимопроникновения тех аспектов ранее сложившихся смыслов, которые  

сохраняются и интегрируются в новом смысле. В конечном итоге этот процесс 

должен стать основой для интерпретации осмысляемого предмета, превра- 

титься в его смысл, пройти критерии научной верификации. Медиация  

превращает сферу между полюсами дуальной оппозиции в реальный переход, 

который проходит человеческое творчество, мысль, смыслообразование 

в разворачивание, саморазвитие творческих сил, способностей человека. 

Проблема Другого возникает лишь в процессе возрастания значимости 

медиации. Она возникает как возрастающий по важности аспект  

напряженной деятельности, расширяющей и углубляющей формирование смыслов. 

В отличие от инверсии, где смысл навязывается ритуализированными  

эмоциональными механизмами, развитие медиации (как противоположность 

инверсионного процесса) совпадает с развитием человеческой свободы. 

Анализ механизма медиации показывает, что в отношении ее существуют 

три фокуса рассмотрения, открывающие три формы, три аспекта медиации. 

Во-первых, — это субъектная модальность, то есть способность  

движения мысли, смыслообразования по логике исторически сложившихся  

соответствующих потребностей субъекта, его стремлений, ценностей,  

способность сформировать для себя соответствующие программы, обосновать их 

формированием соответствующих условий, средств и целей, перевести  

прошлые потребности в будущее, их развить. Высшей формой этих  

потребностей является потребность общения с Другими, без чего невозможно  

воспроизводство смыслов, как и любая другая форма воспроизводства.  

Потребность в общении с Другими немыслима без потребности в их изменении, в 

изменении круга Других, в изменении их потребностей и способностей в  

соответствии с новыми потребностями Я. 

Во-вторых, предметная модальность, то есть способность движения 

мысли по логике предмета, лежащего в сфере освоенного мира, точнее, на 

границе освоенного и неосвоенного мира, ведет к развитию логики  

предметности, интерпретации на ее основе ранее неосвоенного мира. Каковы же 

роль и место Другого в этой модальности? Предметность включает в себя не 

только природные и созданные человеком вещи, но и Другие, вступающие 

с Я в отношения всех типов. Отличие предметной от субъектной  

модальности в отношениях к Другому заключается в том, что в предметной,  

модальности Другой выступает скорее как необходимое, желательное, возможное 

условие, средство для целей первой модальности. 

Эти две логики как два полюса дуальной оппозиции, противоречат друг 

другу вплоть до возможности взаимного разрушения. Свобода человека  

угрожает разрушением предметному миру и самому человеку, точно так же, 

как предметный мир угрожает подавлением человека своими катастрофами, 

дефицитом ресурсов, бесконечными опасностями и т. д. По сути, во всем 

этом можно видеть модель дуальной оппозиции, расчленившей сложные и 

многоаспектные процессы. Эта угроза взаиморазрушения нарастает в  

процессе усложнения общества, его проблем, что требует третьей  

рефлективной модальности. 

Третья, рефлективная модальность нацелена на преодоление, снятие 

несоответствия, раскола, противоречия между первыми двумя  

модальностями. Тем самым, смыслообразование приобретает ступенчатый,  

иерархический характер. Рефлективная модальность нацеливает на относительно  

завершенное формирование качественно нового смысла, связанного с  

выходом в новое логическое пространство, на новую меру синтеза, что и есть 

новый смысл. Здесь Другой перерастает в проблему, создаваемого Я,  

проекта Другого как синтеза двух модальностей, синтеза возможности реализации 

потребностей Я и одновременно потребностей Другого. Однако это лишь 

начало проблемы. Другой становится проблемой для Я, для активизации его 

собственных способностей, когда, опираясь на внутренние ценности  

возможности, цели Другого, он может и должен включить его в совместную  

деятельность совместного самоизменения для достижения изменяющихся  

целей Я и одновременно изменяющихся целей Другого. На этом логическом 

этапе раскрывается важнейший аспект отношения Я к Другому. Он не  

редуцируется к загадке, опасности и т. д. Я не должен и не может сводить свои 

отношения к Другому или приспособить его к себе - и то и другое  

разрушительные крайности инверсионного типа для обоих. Смысл этих отношений 

в другом — возникает жизненная необходимость в диалоге между Я и  

Другим, что открывает путь постоянному поиску взаимного самоизменения  

через взаимопроникновение. Это открывает путь для самоосознания Я как 

Другого, но для Другого, который осмысляется как Другое Я (что собственно 

и должно быть результатом понимания), для превращения отношений Я и 

Другого как отношения Я и Я, как результат дальнейшего  

взаимопроникновения, преодоления взаимоотталкивания. Здесь лежит возможность  

движения по пути превращения взаимопроникновения в диалогизацию на всех 

уровнях человеческих отношений, что превращает дуальную оппозицию 

«Я — Другой» в самоизменяющийся диалог в единстве формирования новых 

смыслов и новых отношений. 

Медиация это, прежде всего, развитие свободы в ее целостности.  

Распространенным заблуждением является представление, что суть свободы  

заключается в возможности выбора. Выбор существовал всегда как явление 

инверсионного уровня, так как оставляет человека в рамках ранее  

достигнутых достижений культуры в сфере альтернатив. Инверсия и есть выбор,  

например, между белыми и красными. То, что некогда обеим сторонам  

представлялось борьбой между силами мирового зла и силами добра, сегодня  

само согласие на подобный выбор как раз и представляется злом. Свобода, на 

формирование которой направлена медиация, заключается в стремлении 

формировать новые цели, новые средства, формировать новые условия,  

новый выбор, то есть постоянно расширять, углублять, само содержание  

свободы. Этот процесс и составляет суть медиации, так как без нее невозможен 

выход к новым смыслам, невозможны новый синтез, новая мера. Свобода 

это условие, средство и цель медиации, ее результат и предпосылка.  

Каждый шаг так понимаемой свободы расширяет возможности диалогизации 

отношений «Я — Другого». 

История — процесс узнавания, понимания Другого 

Путь к пониманию Другого следует не столько придумывать, сколько  

открывать, находить в прошлом стадии этого процесса, которые позволят  

выявить его механизм, вектор. Чем ближе к началам истории, тем меньше  

Другой является проблемой и тем больше его определение в качестве субъекта 

как своего или чужого приближается к автоматизму (никогда, впрочем, не 

достигая абсолютности), тем ближе формирование любого смысла  

приближается к эмоционально-инверсионному ритуализированному акту. Взгляд 

на историю через противоположный вектор позволяет понять, что чем  

дальше летит стрела истории, тем острее и глубже проблема Другого коррелирует 

с ростом сложности, проблемности смыслообразования. Этот процесс  

может быть освоен через дуальную оппозицию: «автоматизм осмысления, в  

частности Другого — высокая сложность осмысления, в частности Другого». 

Каждый конкретно-исторический этап преодоления этой оппозиции,  

достигнутый на базе конкретной (суб)культуры, занимает некоторую точку 

между полюсами, означающую некоторую меру синтеза между ними.  

Отсюда следует, что вся история осмысления, вся история Другого есть движение 

меры преодоления противоречий между полюсами этой оппозиции.  

Важнейшая проблема смыслообразования, как она выглядит в историческом 

процессе, заключается в том, что на разных этапах далеко не одинаково  

решались проблемы преодоления различий полюсов дуальной оппозиции — 

«повторение, экстраполяция старых смыслов — формирование новых». 

Каждый из этапов несет в себе некоторый принцип смыслообразования, 

включая программу осмысления Другого. Усложнение общества требует 

расширения, углубления характера осмысления, без чего общество  

оказывается все менее эффективным в осмыслении сложности, все более уязвимым 

перед опасностями разного рода, перед собственной недостаточной  

способностью им противостоять. 

Исторически первым принципом смыслообразования является  

идеализированное начало, совпадающее с возникновением инверсионной формы 

осмысления, о чем я уже писал выше. Этот этап характеризовался  

абсолютизацией (условно можно использовать понятие сакрализации) архаичного 

принципа смыслообразования, что означало, по сути, абсолютизацию  

исторически сложившихся смыслов, согласие на жизнь в неизменном мире, 

оперируя неизменными смыслами. В основе смыслообразования в глубокой 

древности лежала убежденность в нерасчлененности смысла и  

осмысляемого, точнее, в синкретизме реальности, в том, что смысл и осмысляемое одно 

и то же. (Это, кстати, парадоксальным образом не мешало представлению 

об оборотничестве, то есть, что любая вещь может превратиться в любую 

другую). В этой ситуации не мог даже возникнуть вопрос об источнике 

смысла, Другой понимался почти автоматически в соответствии с  

содержанием сложившейся культуры, например, представитель соседнего племени 

мог рассматриваться как животное, а животное-тотем как человек. 

Усложнение общества требовало качественных сдвигов в осмыслении. 

Это выражалось в развитии возможностей ослабления, преодоления  

ограничений в формировании смыслов и одновременно определенного  

ограничения самих этих ограничений, этой возможности, представляющей  

опасность для общества, лишенного определенной стабильности  

смыслообразования. Этот историзм в смыслообразовании имеет фундаментальное 

значение для понимания самой его сути, так как смыслообразование — 

двойственный исторический процесс. Оно всегда несет в себе инерцию  

истории, пласты результатов прошлого смыслообразования, например,  

сохранение представлений о Другом как о животном. 

Вся история осмысления, по крайней мере, с определенного этапа  

заключалась в смене одной формы абсолютизации принципа  

смыслообразования другой. Дальнейшее расчленение, усложнение человеческой  

реальности толкало людей к переходу к другим принципам смыслообразования, 

к развитию их разнообразия. Они формировались в форме философии,  

искусства, религии и т. д. Важнейшая особенность этого процесса  

заключалась в том, что усложнение проблем стимулировало не только плюрализм 

принципов смыслообразования, но и ослабление абсолютности  

господствующего принципа смыслообразования, расширялись возможности  

интерпретации смыслов. Например, философия нового времени пыталась  

оторвать осмысление от абсолюта, связывая его либо с могуществом  

человеческого разума, способного к безграничному познанию, к формированию 

смыслов, либо с безграничной возможностью опыта, вырабатываемого  

человеком. Здесь налицо явный сдвиг от представлений о зависимости  

смысла от абсолюта. Однако он не был доведен до логического конца. Например, 

М. Хайдеггер писал, что философия Р. Декарта несет в себе средневековую 

онтологию, то есть здесь еще не произошло полного отрыва от абсолюта, 

в качестве которого рассматривалась некоторая заданная субстанция, к  

которой человек партиципировал через познание. Просматривается усиление 

разрыва между умозрительными попытками развития концепций абсолюта 

и процессами осмысления в конкретных науках. Источники смысла  

трактуются как различные сферы духа, культуры то через символы (В. Гете), то  

через знак (от Ф. Ф. Соссюра до Ю. Лотмана), то через интерпретацию 

(П. Рикер) и т. д. Динамика философии неоднозначный процесс. Если, 

с одной стороны, она отдалялась от ориентации на абсолют, то с другой, 

стремилась найти новую, более изощренную ее форму, продолжить  

традицию поиска опоры в заданном абсолюте, что все больше сопровождалось 

попыткой опереться на изощренность утонченность, рефлективность  

достигнутого уровня мышления. Например, Э. Гуссерль пошел по пути  

поиска познания истинного характера абсолютной очевидности. М. Хайдеггер, 

продолжая эту традицию, пытался встать на путь понимающего истолкова- 

ния дотеоретический жизни, обнаружить нерефлектируемый абсолют, 

пройти обратный путь философской рефлексии. 

Идея абсолюта всегда была достаточно неопределенна, замутнена, чтобы 

из нее можно было вывести все многообразие динамики смыслов.  

Объективно это были попытки затормозить движение осмысления человека как 

субъекта смыслообразования, вплоть до попыток отказа от субъекта, что  

лишало человека представления о своей роли и месте в проблемном  

усложняющемся мире, обезоруживало его перед фактом роста опасностей всех  

масштабов. Возможно, что в относительно благополучном обществе люди и 

могут надеяться до поры до времени, что инерция истории, накопленный 

опыт, включающий способность к саморазвитию на всех уровнях, и  

достаточен, но это не может относиться к обществу, которое не выбрало своего 

исторического пути, не развило в себе достаточной способностей  

принимать решения, соразмерные сложности реальности. 

Теоретическую несостоятельность абсолюта русской философии (во 

всяком случае, некоторых ее форм), неразрешимость его внутренних  

противоречий хорошо показал, например, Евлампиев И. Н. [5]. Остается также 

загадкой, как, не прибегая к непоследовательности дуализма, представить 

себе, каким образом абстрактный абсолют может быть основой  

многообразия смыслов и тем более основой для динамики смыслообразовования. 

В основе смыслообразования могли лежать те или иные идеи, могущие быть 

развернуты в концепцию, например, идея, определяющего характера  

собственности на «орудия и средства производства». Одна из важнейших идей 

XX века заключается в том, что в основе смыслов лежит некоторое  

биологическое начало (фрейдизм), что оказалось столь же недоказуемым, как и  

существование других абсолютов. По сути, историю культуры, взятой в ее 

сущностных характеристиках, можно рассматривать как историю смены 

основополагающих принципов смыслообразования. В. Библер так пытался 

описать узловые пункты истории культуры: разум эйдетический,  

осмысляющий предмет через первосущность (античность), разум причащающий, 

нацеленный на понимание предмета в его причащении к всеобщему творцу 

(средние века), разум познающий (Новое время), логика начала логики,  

общение всех исторически определенных форм разумения (XX — XIX вв.) [6]. 

Динамика принципов смыслообразования в культуре здесь ведет к его  

перемещению к субъекту, личности. Нельзя не отметить, что этот, без сомнения, 

глубокий взгляд на культуру входит в противоречие с поиском абсолюта. 

Усиление осознания роли личности в смыслообразовании означает в  

конечном итоге осознание роли в смыслообразовании диалога, диалогизацию 

общества, а следовательно, и Другого как субъекта диалога, его значимости 

в Сфере Между, что одновременно означает рост активности Я. При этом 

падает значение Другого как абсолюта, например, как носителя монолога, 

но растет значение Другого как стороны диалога, субъекта  

смыслообразования. Это открывает возможность такого развития осмысления, которое как 

раз и позволит в ответ на усложнение проблем создавать смыслы, ведущие 

в масштабе человеческой истории от отказа рассмотрения отношения Я и 

Другого как сферы господства геноцида, к превращению всех отношений 

людей как результатов и предпосылки диалога. 

Литература 

1. Ахиезер А. С. Философские основы социокультурной теории и методологии// Вопросы 

философии. — 2000. — № 3. 

2. Валъденфельс Б. Границы понимания и слушания (способности слышать) Чужого//  

Понимание и существование. — Минск, 2000. — С. 8. 

3. Давыдов А. П. «Духовной жаждокГтомим». А. С. Пушкин и становление «срединной  

культуры» в России. — М., 1999. 

4. Ахиезер А. С. Архаизация в российском обществе. Методологическая проблема//  

Общественные науки и современность. — 2001. — № 2. 

5. Евлампиев И. Н. История русской метафизики в XIX—XX веках. Русская философия 

в поиске абсолюта. — СПб., 2000. — I и II части. 

6. Библер В. С. От наукоучения — к логике культуры: Два философских введения в двадцать 

первый век. — М., 1991. — С. 4—12.